«Официальное правосудие ни в коей мере не исправляет преступников, оно является орудием социальной мести» 

(с) Виктор Гюго

Узнав об этом рассказе, я сразу понял, что должен его прочитать. Было очевидно одно – страницы не раз «пощекочут» нервы – чистая правда. Чтение подобного определённо не для слабонервных.

Франция, девятнадцатый век. На центральной площади Парижа еженедельно казнят в среднем двух человек. В их число попадали убийцы, воры, политические преступники и многие другие. Как ни странно, такие мероприятия (если их так можно назвать) были одним из любимых развлечений местных горожан. Сюда с удовольствием приходила молодежь, старики и родители, которые зачастую брали с собой своих детей. «Старушка Гильотина»[1] собирала больше народу, чем сам король.

Это небольшой рассказ, написанный в стиле дневника главного героя. Только в этом случае Виктор Гюго преподносит лишь часть истории, начиная с объявления приговора и заканчивая выходом осуждённого на эшафот. Вся персональная информация, включая и состав самого преступления, отсутствует; …а может, и не было вовсе этих событий… Здесь автор даёт читателю возможность дофантазировать как предысторию, так и концовку.   Рассказ начинается с записок приговорённого, которому осталось жить приблизительно шесть недель. По его словам, он начинает вести дневник, так как боится сойти с ума, если оставит эти переживания взаперти своей души. И вправду, куда ещё деть этот вихрь бесконечных мыслей, но одновременно и абсолютную пустоту в сознании… бессилие души. Вторая причина — попытка достучаться до совести тех людей, которые ответственны за данный тип наказания. Я думаю, он достучался до многих (к сожалению, вряд ли до своих современников). Меня особенно тронули следующие слова заключённого:

 «Итак, когда я умру, три женщины лишатся сына, мужа, отца; осиротеют, каждая по-своему, овдовеют волею закона.… Допустим, я наказан по справедливости; но они-то, они невинные, ничего не сделали! Всё равно; они будут опозорены, разорены. Таково правосудие».

И это были очень правдивые слова. Ведь, в самом деле, смертным приговором общество наказывало не только преступника, но и тех, у кого его забирало. Неизвестно, кому было хуже от его смерти: ему или его семье, которой жить с этим дальше.

В одно время захватывающе и особенно тяжело было читать о последних часах перед «женитьбой на вдове»[2]. К осуждённому  привели его трёхлетнюю дочь, чтобы он мог последний раз взглянуть на малышку (она, как он сам сказал, была самым дорогим, что у него было и ради чего он жил), при этом мужчина на какое-то время даже забыл о том, что предстоит уже так скоро. Но тут, перед физической смертью, кое-что убивает его морально: дочь не признаёт своего отца, т.к. она не видела его около года, и ей давно сказали, что папы нет, он умер. Осознав, что для той, ради которой он жил, ради которой до конца надеялся на помилование, он стал чужим человеком, бедолаге поскорее захотелось уйти…совсем. Как раз-таки этот душевный удар был намного тягостней того, что ожидало его на эшафоте. Спустя несколько часов, во время которых смертник не мог заставить себя ни есть, ни пить, а лишь немного поспать от бессилия, он пишет следующее:

«А не известно, что мучительнее – чтобы кровь уходила капля за каплей или чтобы сознание угасало мысль за мыслью».

Затем он ещё немного рассказывает, о том, как его везут на площадь, как он видит собирающихся посмотреть на «представление» людей… А после этого приговоренный всё-таки от отчаяния молит прокурора, судью, палача, всех, кого только можно, о пощаде. Он падает на колени, рыдает, выпрашивает хотя бы о пожизненной каторге («ведь каторжники тоже живут, тоже видят солнце»), но в ответ слышит лишь саркастические шутки и однозначное «нет». Несомненно, ни один нож не режет так, как только что услышанные им слова. Тогда он просит разрешения написать его последнюю волю:

«О это гнусная чернь! Она воет, как гиена. А вдруг я ускользну от неё? Вдруг я буду спасён? Помилован?.. Не могут меня не помиловать!

Проклятые! Я слышу на лестнице их шаги…»

---

[1] Гильотина (фр. guillotine) — в первоначальном смысле — механизм для приведения в исполнение смертной казни путём отсечения головы.

[2] На тюремном жаргоне того времени «вдовой» называли виселицу или ту самую гильотину.

---

Следить за моим творчеством совсем нетрудно. О каждой новой публикации я сообщаю на своих страничках в социальных сетях (Vkontakte, Facebook, Twitter, Google+). Если же вы не зарегистрированы ни в одной из них или вам просто неудобен такой способ новостей, то вы можете подписаться на рассылку по электронной почте (в правом нижнем углу  экрана введите свой email и нажмите «подписаться») и таким образом не пропускать ни единой новой записи.